Кого закрывают
В группе потенциального риска, кто имеет все шансы попасть на подвал, находится несколько категорий людей. Первая категория – украинцы, которые часто пересекают линию разграничения, либо после долгого отсутствия в оккупации решили приехать домой. Так, например, в плен боевиков попал макеевчанин Владимир Фомичев, который с началом войны на Донбассе выехал в Киев, а потом решил вернуться в Макеевку на новогодние праздники и был задержан МГБ ДНР.
«Наши сограждане, которые въезжают на территорию оккупированного Донбасса и Крыма, находятся в повышенной зоне риска, так как впоследствии становятся объектами шантажа. – говорит «Апострофу» военный обозреватель сайта «Информационное сопротивление» Александр Коваленко. — Обвинив их в том, что они являются агентами СБУ, ВСУ, оккупационный режим их легко может причислить к военным преступникам, и в дальнейшем использовать как ресурс для обмена на своих пленных или для политического шантажа».
Действительно, если человек проходил украинские блокпосты, его намного легче обвинить в связях с СБУ, МВД, ВСУ и «пришить» ему статью, чем того, кто с начала войны не покидал оккупационную резервацию.
«Ведь они же думают, что вербовка происходит прямо на наших КПВВ», — поясняет «Апострофу» волонтер, который занимается вопросами обмена пленных, Олег Котенко.
Впрочем, по словам экс-пленника МГБ ЛНР Эдуарда Неделяева, на подвалах боевиков сидит и немало невыездных — своих людей.
«СИЗО, где я сидел последние 7 месяцев, примерно на 80% было заполнено их же «ополченцами», — говорит «Апострофу» Неделяев. — Их вообще закрывают очень много и в основном тех, кто принимал участие в боевых действиях в 2014-2015 годах. Местные жители, которые сейчас устраиваются на работу в так называемую народную милицию за 15 тысяч рублей в месяц, идут ведь туда в основном за деньгами, а не для того, чтобы воевать, поэтому они редко попадают на подвал, а вот «идейных» в тюрьмах хватает».
Еще один экс-пленник ДНР Игорь Кононенко, уверил «Апостроф», что гораздо больший интерес для боевиков представляет другая категория людей — тех, с кого можно что-то поиметь.
«У меня знакомые, которые туда ездят, а у них прописка на Западной Украине. Но это не сильно кому-то интересно. А вот если у человека есть деньги, или какой-то бизнес, который кому-то по душе, либо имущество, то сделают так, что человек сам все отдаст и уедет», — отмечает Кононенко.
Наконец, третья категория сидельцев Л/ДНР — случайные люди, которые стали жертвами доносов. Тут лотерея.
«Донос могут написать коллеги по работе, знакомые или соседи. При этом даже необязательно открыто высказывать свои проукраинские взгляды. Просто ты кому-то не понравился, перешел дорогу, кто-то позавидовал или кто-то излишне «идейный», и бдит таким образом, — рассказывает «Апострофу» переселенка из Донецка Алина. — Когда меня вызвали на беседу в МГБ, оказалось, что на меня было написано два доноса. Как я поняла, такие бумаги копятся, лежат в МГБ, и просто в удобный момент, когда нужно на человека надавить, им дают ход. К счастью, мне попался «добрый» следователь и предложил вариант — выехать из Донецка, что я за пару дней и сделала».
Впрочем, по словам представителя омбудсмена в Луганской и Донецкой области Павла Лисянского, разделение граждан на группы риска носит весьма условный характер.
«В группе риска абсолютно все жители оккупированных территорий Луганской и Донецкой области. Обвинить и посадить могут абсолютно любого человека, ведь законом там ничего не гарантировано», — заявил «Апострофу» Лисянский.
Как закрывают
Когда объект травли определен, в дело вступает репрессивный механизм боевиков.
«Закрывают людей в основном по двум статьям: так называемый шпионаж и измена родине», — добавляет Котенко.
Далее следует этап сбора доказательств. Здесь может быть два варианта. Первый – подбросить жертве компромат.
«С юридической точки зрения, шпионаж трудно доказуемое деяние, поэтому человеку подбрасывают, например, маячки (для корректировки огня, — «Апостроф») они любители этого дела, кому-то подбрасывают гранату или даже целый арсенал оружия», — добавляет Игорь Кононенко.
Таким образом, в январе 2016 года был задержан ученый-религиовед Игорь Козловский. По версии боевиков, Козловский хранил дома две гранаты.
«Или берут телефон и смотрят, что на территорию Украины за неделю было совершено 5-10 звонков. Начинаются расспросы: кому звонили, зачем? А если еще и карту находят ПриватБанка либо другого украинского банка, значит, однозначно человек имеет отношение к украинским спецслужбам», — поясняет волонтер Олег Котенко.
«Совершается обыск, при обыске пишут протокол, где указывают, что было обнаружено, например, оружие, и человека увозят», — говорит Неделяев.
При этом проблем с оформлением фейковых документов и протоколов у «силовиков» Л/ДНР обычно не возникает.
«У них же свои понятые, — отмечает Игорь Кононенко. — Например, понятые, которые были у меня, работали уборщиками в МГБ. Такое вот безотходное производство».
Второй путь получить доказательства — выбить нужные показания.
«Человека удерживают 30 суток, это срок, на который его могут беспрепятственно задержать, и за это время выбивают показания. Чаще всего показания выбивают током. Это самый распространенный метод. Далеко не факт, что человек действительно имеет отношение к нашим спецслужбам, просто кто-то кого-то когда-то сдал. Зачастую родные очень сильно опекаются судьбой задержанного родственника, в таком случае, могут закрыть и родственников. Такое часто бывает», — уверяет Олег Котенко.
По словам волонтера, массовая выдача «путевок» на подвал — позаимствованный у СССР метод устрашения.
«Ведь даже если человека отпускают через 30 суток после ареста, ему рассказывают такие вещи, что он всем своим знакомым передаст, как опасно любить Украину и какое за это может быть наказание», — резюмировал Котенко.
Оставьте комментарий